Цвет как референт состояний

западной культуре человека с раннего детства приучают ограничивать свои

эмоции – как отрицательные, так и положительные. И если двухлетние дети еще

могут громко плакать или капризничать, кричать и прыгать от радости, хлопать в

ладоши или бросаться в объятия взрослого, то уже к 6–7 годам дети приучаются

подавлять такую непосредственную экспрессивность в нормальных условиях

В итоге стихийная радость и открытое проявление чувств начинают смущать самих

детей – из-за того, что подобное поведение считается “детским”, большинство детей

старается себя сдерживать. Вместе с тем в каждой культуре существуют особые

обстоятельства жизни, когда непосредственность эмоций не только не подавляется

обществом (и собственным сознанием индивида), но активно приветствуется, – хотя в

повседневной жизни она выглядела бы совершенно неуместной.

Это и публичные празднества – во время которых позволяется даже на улице прыгать

от восторга и кричать под залпы салюта, громко петь и смеяться. Это и домашние

торжества, к примеру, дни рождения, когда, по словам американцев, даже “требуется”

яркая эмоциональная экспрессия1. Сюда, конечно же, можно отнести и спортивные

события, футбольные матчи, проходящие под рев болельщиков. Эти и многие другие

условия и состояния существования человека обозначаются в хроматизме как

экстремальные условия или состояния жизни2. Как мы увидим далее, цвет является вполне

надежным референтом обоих (нормального или экстремального) состояний.

Удобство использования цвета в качестве такого референта было замечено

практически во всех культурах и широко использовалось в самых различных жизненных

ситуациях. Так, например (по данным Аллы Черновой3), замечания Шекспира (на эскизах

художников к придворным спектаклям и в ремарках к маскам) показывают, что один и тот

же цвет мог использоваться и в противоборствующих значениях. Современники же

Шекспира обладали способностью воспринимать огромное количество цветовых

различий, создавать новые варианты цвета, соотносить их названия с языком цветовых

символов и подчас доводить сами символы до обозначения различнейших нюансов

Отмечается также важность учета условий, при которых анализируется семантика

цвета. При этом цветообозначение внешности человека (согласно выводам

В.Г.Кульпиной4), – это гендерно обусловленное явление: целый ряд цветовых

характеристик касается только женщин или только мужчин в зависимости от условий

Однако сегодня можно встретить любопытное мнение, которое совершенно не

считается с различными условиями существования человека. Так, например, говорят, что

ввиду различных условий существования и развития одни и те же цвета в различных культурах

символизируют различные, а бывает, и противоположные явления. И поэтому нельзя свести воедино

исторически сложившиеся у многих народов системы цветовой символики. Обычно для

подтверждения этого мнения приводится пример цветов траура: белого на Востоке и

Для хроматического разрешения этого различия обратимся к семантике гендера и

ахромных цветов. Как показано в нашей книге, мужчина практически всегда склонен к

серому. Поэтому речь пойдет об одеждах женщин. На Западе женщины обычно

предпочитают в одежде белый цвет (“Женщина в белом” и т. п.), тогда как на Востоке –

черный (черные мандилы у хевсурок, черные покрывала (буибуи) у кениек и т. п.). В

трауре же, как и в любых других экстремальных условиях жизни, предписывается

противоположное: в этих случаях женщины надевают черное на Западе и белое на

Востоке. Таким образом, в любом из вариантов женщина оказывается правой – и белый, и

черный цвета являются женскими – цветами женственной ИНЬ. Иначе говоря, в каждом из

случаев женщина надевает одежды свойственных ей цветов – оба цвета являются

женскими, но в то же время оппонентными друг другу в различных условиях жизни.

Женщина, согласуясь с традицией, лишь принимает цвет экстремального состояния ее

интеллекта – цвет, который всегда был, есть и будет дополнительным к цвету ее обычных

С этих позиций становятся более понятными, в частности, мнения о том, что женские

качества повышенной эмоциональности и доверия к интуиции противостоят сугубо

рациональному мышлению “мужчин-роботов”. Легко увидеть явную относительность

этих представлений (при том, что всё, очевидно, зависит от личности). Так, по

сравнению с мужским подсознанием женское бессознание всегда было более

эмоционально. В то же время материнское сознание более мудро, реалистично и

рационально, чем мужское “инфантильное” подсознание в нормальных условиях

Обратим внимание на тот факт, что в конфуцианстве белый и черный цвета

характерны для женственной категории Инь, тогда как красный цвет характеризует

мужественную категорию Ян. Иначе говоря, мужское начало представляет собой границу

между двумя крайними проявлениями женского интеллекта: между “светом” его

социализации и “тьмой” сексуализации. Единственное уточнение – если раньше роль

этой границы играло красное, физически-активное бессознание мужчины, его

физическая сила, то сегодня – его серое, духовно-творческое подсознание, его интеллект.

Соответствующие доминанты интеллекта в хроматизме определяются по

предпочтительному выбору цветов испытуемыми данного пола и возраста при строго

заданных условиях, где условия подразделяются на нормальные (быт, работа, отдых,

медленная фаза сновидений и т.п.) – N, то есть обыденные, обыкновенные, привычные, и

экстремальные (рождение, свадьба, секс, похороны, войны, алкоголь и т.п.) – E, то есть

непривычные, трансовые, измененное состояние интеллекта5.

Сейчас, после проведенного хроматического анализа памятников мировой культуры, я

вполне уверен в том, что все до единого цвета имеют равноценное значение для

интеллекта. Для понимания же символов семантического влияния каждого конкретного

цвета необходимо учитывать пол, гендер, возраст и условия (нормальные или

экстремальные) жизни человека. Вместе с тем, еще в совсем недавние времена о свойстве

“противоречивости цветовой символики” шли не слишком плодотворные дискуссии6.

Для примера обратимся к семантике красного цвета, которая без учета N-E условий

окажется и мужской и женской одновременно, как это следует, к примеру, из работ В.

Тернера. В самом деле, если мы не будем учитывать N-E условия, то красный – это

женский цвет (“крaсна дeвица”, к примеру).

Однако этнография и психологическая антропология в один голос утверждают, что

красным характеризуется экстремальное состояние женского интеллекта, например, во

время месячных и родов. Не зря в древних и пережиточных обществах красным цветом

наделяли шаманок в Е условиях, то есть в их экстремальных службах племени. Красным

же цветом экстремумов смущения или стыда тоже наделяется женщина – но не мужчина,

который, как мы уже определили, сам по себе красный (ни стыда, ни совести, как про него

Таким образом, красный цвет действительно может характеризовать женское

бессознание, но исключительно тогда, когда интеллект женщины оказывается в

экстремальном состоянии (условиях). Отсюда вытекает любопытное следствие: русская

“крaсна дeвица” всю жизнь существует в Е условиях. Так ли это на самом деле? Казалось

бы, можно отнести это на счет климатических условий. Но за тысячи лет адаптация к

климату давно уже должна была завершиться… Остаются социальные условия. И они-то

в России чаще всего действительно экстремальны.

Цветовые каноны и миграционные влияния

(Почему цветовые каноны воспроизводились в мировой культуре независимо от

каких-либо миграционных влияний)

При описании культурных стереотипов этнологи неоднократно указывали, что даже

внутри этноса бытовые различия (включая цвета одежд) существовали только между

половыми и возрастными группами7. Эта закономерность позволяет перевести внимание

от личностного смысла гендера к его биосоциокультурному значению для общества. По

данным Р.М. Фрумкиной8, статус цветообозначений в науке сопоставим лишь со статусом

терминов родства, что ведет к предположению о системно-функциональной взаимосвязи

родства (продолжения рода) и концептов цвета, которые равнозначно канонизировались

всеми традиционными культурами9.

Многотысячелетняя воспроизводимость гендерной семантики цветовых канонов по

существу являлась объективацией субъективных проявлений интеллекта. С одной

стороны, это показывало, что канонизировались личностно-ценностные архетипические

(глубинно значимые, связанные с выживанием вида) гендерные параметры оптимизации

выбора брачных партнеров. С другой стороны, эти же каноны воспроизводились

традиционными культурами в целях оптимизации репродуктивной функции, важнейшим

условием выполнения которой являлось физическое и психическое здоровье будущих

детей с последующей возможностью их обучения и социализации.

Очевидно, эти условия полностью могли выполняться только при адекватном выборе

друг другом потенциальных партнеров, что предполагало их “любовь” как

хроматическую взаимосвязь всех компонентов обоих интеллектов друг с другом. Так,

например, фемининный мужчина, согласно цветовым канонам, выбирал маскулинную

женщину, которая, со своей стороны, выбирала именно его, поскольку этим создавалась

гомеостатически-устойчивая динамическая система взаимодействия всех компонентов

интеллектов пары, как это моделируется на цветовом теле по закону гармонии Гете-

Оствальда. Аналогично фемининная женщина выбирала маскулинного мужчину и т. д. и

Положим, этот выбор был детерминирован гендерными характеристиками партнеров

и создавал оптимальную систему. Тогда возникала и культурная потребность в

канонизации качественных свойств гендера в цветовых (не ограниченно-вербальных, а

идеально-психологических) концептах. На этом выборе эмпатически могли сказываться и

предметные цвета (раскрасок, одежд, предпочтений и т. п.) как маркеры гендерного

концепта цвета каждого из партнеров10.

Отсюда легко видеть, что эти маркеры могли моделировать партнерам основные

компоненты интеллектов друг друга в целях создания прочных связей, то есть

взаимообусловленного выживания индивидов (оптимальная рекреация обоих партнеров)

и воспроизводства вида (всесторонне здорового потомства). Иначе так и останется

дискуссионным вопрос этнографов о том, почему и зачем задолго до появления одежды

архаичные люди раскрашивали свои тела в различные цвета. Очевидно, разница в цвете могла

соотноситься как с гендером, так и с полом человека.

Итак, методы культурологии, хроматизма, этнологии, психолингвистики,

аналитической психологии и психофизиологии позволили сформулировать

необходимость выявления семантики и полоролевого соотнесения фокусных цветов с

основными архетипическими представлениями коллективного бессознательного.

Цвет с позиций хроматизма

Передаваемый цветовыми канонами “внетелесный”, если можно так сказать, характер

цвета соотносится с некоторой его “идеальностью” по отношению к телу. В силу

вышесказанного, можно предположить непосредственную связь цвета с архетипом или с

Античный термин “хрома”, как было установлено, дифференцируется по его

семантическим составляющим с формализацией в виде планов:

1) имя цвета как означающее (слово, пропозиция) – идеальное относительно S-плана,

но материальное относительно Id-плана – (тезаурус цветообозначений) Мt-план АМИ;

2) цвет как означаемое (интенсионал, смысловое ядро значения, сигнификат, образ-

концепт, перцепт) – распредмеченное, психическое, идеальное – (цветовосприятие) Id-

3) окраска кожного покрова как базово-органическое, физиологическое,

совмещающее информацию объекта и субъекта, синеальное – (цветоощущение) S-план

4) краска как денотат (экстенсионал, предмет, стимул) – опредмеченное, физическое,

материальное – Ма-план (авто-окраска внешней среды);

5) эмоции, чувства, идиомы, каноны как отношения релевантных хром-планов,

реферативно фиксирующие определенные закономерности существования культуры и

человека. К примеру просто ’цвет’ – это идеальное, которое в этих отношениях позволяет

Например, объективно эти отношения проявляются в таких идиомах, как “багроветь

от гнева”, “чернеть от горя”, “краснеть от стыда” и т.д.

В самом деле, эти обороты раскрывают смысл отношений между психическим

(цветом) и физиологическим (окраской кожного покрова или внешней средой) как

идеальным и материальным, например: S / Mt – “покраснеть от стыда”; Id / S –

“покраснеть от страсти”; Mа / S – “покраснеть от жары” и т.д. и т.п. Вместе с тем

имена цвета сочетают в себе и материальные и идеальные предикаты, но в разных

Вероятно, это имеет в виду Витгенштейн, когда констатирует: “Логика понятия “цвет”

гораздо более сложна, чем это могло бы показаться” [Wittgenstein 1977, 29]. После

четвертьвекового изучения проблемы психолингвист А.Вежбицкая практически вторит

Витгенштейну: “Концепт ‘цвета’ действительно чрезвычайно сложный, и я не буду

пытаться дать его толкование” [Вежбицкая 1997, 231]. Аналогичные выводы сделали

специалисты многих научных дисциплин как о цвете, так и об интеллекте человека

[Василевич 2007; Карасик 2005; Кульпина 2001; Серов 2004; Brémond 2002; Lemoin,

Кратко сформулирую релевантные тезисы: интеллект (intellectus – ощущение,

представление, понимание) моделируется тремя компонентами (и/или онтологическими

“хром-планами”) – социальность сознания (Мt), эстетика подсознания (Id-) и природно-

базовые функции бессознания (S-). Так как интеллект – открытая система, то вводится

Ма-план для отображения окружающей среды, в которой и существует интеллект,

представленный для удобства в виде атомарной модели интеллекта (АМИ) [3].

Цветовое тело и цветовой круг

(Почему изображения интеллекта З. Фрейдом и/или аксиологических норм Э.

Фроммом или круг ценностей Шварца имеют тождественное построение с цветовым

Задача подразделения интеллекта на “атомарные” компоненты была сформулирована

еще Платоном в “Федре”. В ХХ веке Фрейд и Юнг детализировали ее введением

гипотетических инстанций, которые в конце века нашли свою динамическую

локализацию в определенных отделах центральной нервной системы, то есть перешли в

научную категорию компонентов интеллекта, изучаемых на опыте. Причем эти

компоненты семантически связаны и с гендером, и с цветовыми маркерами, которые

тысячелетиями канонизировались мировой культурой. Каждую из сфер “атомарной”

модели интеллекта (АМИ) и/или АМИ с гендерной оппонентностью (АМИГО)

моделируют следующие функции и планы:

СОЗНАНИЕ – (душа, рассудок, рацио, социо, белый цвет – М-план АМИ) –

произвольно осознаваемые функции социальной обусловленности и формально-

логических операций “понимания” с цветами, опредмеченными в каких-либо знаках (в

науке, философии и т.п.). К примеру, как замечает Кант, “человеческий рассудок

дискурсивен и может познавать только посредством общих понятий”11.

ПОДСОЗНАНИЕ – (дух, Id-план АМИ – серый цвет; Idg-план АМИГО – холодные

цвета) – частично осознаваемые функции культурной обусловленности и образно-

логических операций эстетического, т.е. внепрагматического “восприятия”

беспредметных цветов12 (в игре, искусстве, творчестве и т.п.). У репрезентативного

“мужчины” эти предикаты нередко связаны с творческой (креативной) способностью,

называемой обычно уже не душевностью, а духовностью. Именно эта практически

незаметная потребность мужского познания и есть потребность в овладении новым,

неизвестным ранее в культуре и обществе. В зависимости от контекста эту потребность13

принято назвать духовным и/или идеальным, и/или не опредмеченным, то есть связывать

с теми свойствами интеллекта, которые мы соотносим с подсознанием и обозначаем в

формальной записи как Id-план АМИ.

БЕССОЗНАНИЕ – (тело, S-план АМИ – черный цвет; Сg-план АМИГО – теплые

цвета) – принципиально неосознаваемые функции природно-генетического

кодирования14 информации и непроизвольно-биологической обусловленности

“ощущений”15 цвета (цветовые феномены высшей нервной системы, аффектов и т.п.).

Как следует из анализа репрезентативных данных культурологии, у “женщины”

доминирует бессознание (S-план АМИ). Действительно, много большая (чем у мужчины)

средняя продолжительность жизни, ярко выраженный в динамике гомеостаз

(периодическое возобновление крови, вынашивание, помимо себя, и плода, кормление

младенца и т.п.) говорят сами за себя16.

Цвет – онтологически идеальное, т.е. является внутренним приемником отражения

внешних окрасок. А поскольку все указанные в подзаголовке авторы тоже рассматривали

“идеальное” (душу, дух), то здесь не могло не быть взаимной связи между построениями

XIX (Рунге, Манселл), ХХ (Фрейд, Фромм, Шварц) и XXI века (Серов). Благодаря этой

дифференциации появляется реальная возможность установления семантической связи

между полученными в хроматизме репрезентативными данными по ахромным цветам и

хром-планами АМИ: сознание (белый цвет социума – М-план АМИ), подсознание (серый

цвет креативности – Id-план АМИ) и бессознание (черный цвет неизвестности – S-план

АМИ). На рис.1 изображен переход от цветового тела XIX века через образные

представления З.Фрейда и Э.Фромма XX в. к АМИ XXI века.

Рис. 1. Переход представлений от цветового тела к АМИ

АМИГО (АМИ с гендерной оппонентностью)

ПРАВОСОЗНАНИЕ – (женская душа, M(f)-план АМИГО, пурпурные цвета ) – в

истории мировой культуры репрезентативно характеризует женщину как хранительницу

традиций, дома и очага, она более законопослушна и социализирована: врожденное

материнство, миролюбие, рассудочность, лучшая восприимчивость к воспитанию,

вербализации и обучению; женщина всегда обладала лучшей социальной адаптацией и

много меньшей (чем мужчина) криминогенностью18. Да и понятие душевности,

включающей и альтруизм, и социальную потребность жить “для других”, как правило,

САМОСОЗНАНИЕ – (душа мужчины, M(m)-план АМИГО, зеленые цвета) –

приобретенная от социума “Я-концепция”, достоверно характеризующая мужчин,

имеющих ярко выраженные черты повышенной самооценки, самоконтроля,

самопознания и т. п. Кроме того, мужчина достоверно чаще женщин компетентен,

властен, агрессивен, самоуверен и социально не ограничен вплоть до макиавеллизма и

Из антропологии хорошо известно, что цвет кожных покровов любой расы

человечества заключен только в области теплых тонов, при этом кожные покровы

женщин всегда характеризуются более светлыми тонами (желтыми за счет меньшей

толщины кожи и жировой прослойки) по сравнению с мужскими (красными окрасками

мускулатуры)20. Не зря исследователи цветовой семантики называют теплые тона

приземленными, интимными, телесными “Теплые цвета выражают близость, замкнутость,

интимность, приземленность”21. Таким образом, можно с большой долей уверенности

предположить универсальность теплых тонов в качестве единого – для всего человечества

– цветового маркера тела (С-плана АМИ).

С другой стороны, все холодные цвета отдалены от реципиента не только физически

(голубое/синее небо), но и физиологически: “отдаленность” холодных цветов

объясняется явлением хроматической аберрации глаза. Очевидно, эти факторы сказались

на том, что холодные тона в большинстве мифологем означивались как неземные,

духовные и/или божественные22, что позволило мне сопоставить их с духом (Id-планом

АМИ). Аналогичные закономерности представлены в хроматизме на документированном

уровне памятников мировой культуры.

Показательно, что Шварц распределяет ценности человеческого существования –

независимо от Серова – практически в тех же секторах круга и, что характерно, против

часовой стрелки (по Гете), именно так, как это осуществляется в интеллекте, а не во

внешней среде (по часовой стрелке, – по Ньютону).

Таким образом, репрезентативно все компоненты оказались связанными с

хроматическими функциями интеллекта зависимостью от гендерных доминант.

1 Крэйг Г. Психология развития. СПб.: Питер, 2000. С. 416.

2 Детализацию и перераспределение компонентов интеллекта в этих состояниях см.: Серов Н. В.

3 Чернова А. … все краски мира, кроме желтой. М.: Искусство, 1987. С. 98–121.

4 Кульпина В. Г. Лингвистика цвета. Термины цвета в польском и русском языках. М.: МГУ, 2001. С.

5 На мой взгляд, понятие “измененное состояние сознания” является нонсенсом (“несознающее

сознание”). Поэтому в хроматизме это состояние названо “измененным состоянием интеллекта”

или, строго говоря, состоянием с перераспределенными доминантами компонентов интеллекта.

6 Сегодня же игнорирование фактов приводит к совершенно необъяснимым семантическим казусам.

Так, например, ссылаясь на проведенный мной анализ данных в “Хроматизме мифа”, “Лечении

цветом”, “Античном хроматизме” и т. п.) ряд авторов смешивает смысловое значение цвета и по

гендеру, и по различным условиям существования. Любопытно, что смешение хроматических

данных по гендеру разными авторами приводит к большей адекватности результатов, чем при

сравнении со смешением по условиям существования. На мой взгляд, это объясняется

репрезентативным характером пола для гендера (85%), тогда как нормальные и эктремальные

состояния являются своего рода взаимоисключающими.

7 Чебоксаров Н.Н., Чебоксарова И.А. Народы. Расы. Культуры. М.: Наука, 1985. С. 235. Если мы

используем этнологический подход, означает ли это, что философия объявляется этнологией?

Нет, это значит только, что мы принимаем стороннюю точку зрения, дабы понять вещи более

объективно, — так считал Людвиг Витгенштейн в своих Философских работах (Ч. I. М.: Гнозис,

8 Фрумкина Р. М. Цвет, смысл, сходство. М.: Наука, 1984. С. 18–19.

9 В хроматизме исследуются репрезентативные функции и свойства нормального человека в его

гендерно-половом диморфизме при нормальных и экстремальных условиях.

10 Вполне можно допустить, что этот маркер мог передаваться партнерам и без осознаваемого ими

взаимодействия именно путем эмпатии. Об этом говорят достоверные опытные данные о

непосредственном (бессознательном) взаимодействии партнеров путем био- и электромагнитных

полей. См.: Иванов-Муромский К. А. Нейроэлектроника, мозг, организм. Киев: Наукова думка,

1983; Холодов Ю. А. Магнетизм в биологии. М.: Наука, 1970; он же. Мозг в электормагнитных

полях. М.: Наука, 1982; Пресман А. С. Электромагнитные поля и живая природа. М.: Наука, 1968;

он же. Электромагнитная сигнализация в живой природе. М.: Советское радио, 1974.

11 Кант И. Основы метафизики нравственности. – М.: Мысль, 1994, с.115.

12 Следуя Канту, “прекрасно то, что познается без посредства понятия” [Там же, с.1091].

13 Андрей Белый заметил, что воплощение небытия в бытие, придающее последнему призрачность, символизирует

серый цвет. Творчество же всегда находится в настоящем времени — в этой туманной незаметности

творения нового подсознанием творца. И как писал Э.Фромм, “не материнское лоно, а разумное мышление

(дух) стало символом творческого начала — и тем самым господствующее положение в обществе перешло к

мужчине” [Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М., 1994, с.145]

14 Barbieri M. The organic codes. An introduction to semantic biology. – Cambridge, UK: CUP, 2004, Сh.4.

15 Замечателен в связи с этим вопрос В.Т.Черниговской: “кто кому подчиняется? Мы мозгу, или мозг нам?

Есть данные, из которых следует, что нейронная сеть обладает собственной свободой воли. Если снимать

(фиксировать) функциональные процессы, которые идут в мозгу, когда человек должен принимать какое-то

решение, простое решение, мозг принимает это решение за 20-30 секунд до того, как человек об этом узнает”

[Черниговская Т.В. Язык и сознание…(Интернет)]. Эта ремарка возвращает нас к вопросу, что

такое “человек” и “сознание” (Табл.1).

16 Крэйг Г. Психология развития. – СПб, 2000, c.144-145.

17 Первоначально понятие “гендер” (gender – индекс g) было введено в 60-е г. для обозначения

‘психологического пола’, совпадающего с паспортным примерно в 85 +/- 5 % случаев [Серов Н.В.

Хроматическая интерпретация понятий “архетип” и “гендер”.//Моск. Психотерапевтич. Журн,

18 Антонян Ю.М. Преступность среди женщин. – М.: Российское право, 1992.

19 Как констатирует В.В.Лунеев [Сб.ст. Криминальная мотивация. – М.: Наука, 1986, с.151],

“преступность – это проблема в первую очередь мужская”, откуда следует, что мужественный тип

интеллекта характеризует субдоминанта правосознания.

20 Бунак В.В. и др. Антропология. – М.: ГУПИ, 1941, с.134, 147, 254.

21 Brémond É. L’intelligence de la couleur. P., 2002, p.139-153; Forman Y. (Red.) La couleur. – P., 1993,

p.173 ; Heller E. Wie Farben wirken. Farbpsychologie. Hamburg: Rowohlt Verlag GmbH, 1999, S.186;

22 Pastoureau M. Bleu. Histoire d’une couleur. – P.: Seuil, 2004.- 224 p.

23 Schwartz S., Bilsky W. Toward A Universal Psychological Structure of Human Values // Journ. of

Personality and Social Psychology. 1987, V.53, №3, p.550-562.