Французский композитор Эрик-Альфред-Лесли Сати (1866-1925 гг.) до сих пор вызывает споры о месте и значении своей музыки в XX веке. Одни считают его смелым новатором. неоднократно предвещавшим смену музыкальных направлений в искусстве Франции, другие скандальным и претенциозным чудаком. Но бесспорно его влияние на несколько поколений французской молодежи.

У самого композитора творческая ориентация многократно и кардинально менялась. Исследователи не без основания считают Сати одним из зачинателей импрессионистского музыкального письма до Дебюсси, но и этот стиль впоследствии был отвергнут и резко осмеян. Эрик Сати одним из первых поднял бунт против вагнеризма в артистических кругах Парижа в защиту национального своеобразия отечественной музыки.

Сати — человех и музыкант, казался сотканным из противоречий. Для современников это была странная неподдающаяся классификации фигура с чудачествами, необъяснимыми пристрастиями и забавными крайностями во всем — во вкусах, идеях, склонностях и особенно формах их проявления. Эта безусловно талантливая личность, впитавшая в себя почти все филссофско-эсгетические воззрения, зтот разгоряченный музыкальный первопроходец тем не менее не создал ни одного художественно полноценного, общепризнанного «этапного» произведения. Видимо, в глубине души он сохранял к своим сочинениям ту же беспощадную критичность, что и к чужим. Это неизмеримая скрытая драма художника. переживающего неполноценность творческого результата своих намерений. Э.Сати был одиноким зачинателем того, что почти рядом, чуть позже, а иногда и вслед за ним развивали, утверждали, закрепляли другие, более крупные дарования. Долгое время лишь немногие из современников Саги были способны оценить если не реализацию, то саму направленность его исканий, в числе них Дебюсси, Равель. Кёклен, Стравинский.

Из не очень большого творческого наследия композитора можно перечислить наиболее значительное: «Парад» — балет или мимическая сцена с включением элементов цирка, эстрадного ганца и мюзик-холла, открывший новый этап в деятельности Русского балета в Париже. Премьера «Парада» превратилась в скандал. Современники увидели в нем «пощечину общественному вкусу». Примечательно в этом отношении суждение И.Стравинского: «…спектакль… поразил меня своей свежестью и подлинной оригинальностью. «Парад» как раз подтверждал мне, что я был прав, когда гак высоко ставил достоинства Сати и роль, которую он сыграл во французской музыке тем, что противопоставил смутной эстетике доживающего свой век импрессионизма сильный и выразительный язык, лишенный каких-либо вычур и прикрас… »

«Сократ» — симфоническая поэма для женского голоса и камерного оркестра из подлинных диалогов Платона. Музыкальный язык и принципы музыкального конструирования поэмы оказались явно плодотворными и предвосхищают грядущий неоклассицизм «Антигоны» Онеггера, «Царя Эдипа» И.Стравинского.

В 1915 году были созданы три очаровательных по тонкости вокальные миниатюры для голоса и фортепиано: «Дафенео» (на стихи Мими Годебской), «Бронзовая статуя» (на стихи Л.-П.Фарга) и «Шляпник» (на стихи Рене Шалю).

В творчестве Сати преобладают фортепианные произведения: «Три Гюрьены», в когорых А.Корто видит предвосхищение «Дельфийских танцовщиц» Дебюсси, «Джек в стойле», «Tpи пьесы в форме груши с чем-то вроде Начала и Продолжением того же самого и Добавлением, за которым следует Заключение», «Три подлинные дробные прелюдии для собаки», где под собакой Сати подразумевает представителя озлобленного племени критиков, «Сын звезд» — музыка к пьесе Ж.Пеладена, где Сати применяет шестизвучные аккорды из кварт, намного опережая квартовые созвучия Скрябина, Шенберга, Мийо.

Последним замыслом Сати, который он нс успел реализовать. была опера «Павел и Виржиния» на сюжет сентиментального романа XVIII века Бернандена де Сен-Пьера.

Вскоре после премьеры его балета «Релаш» Сати тяжело заболел. Друзья как-то не сразу это заметили. Его перевозят в больницу, где он угасает 1 июля 1925 года. Он жил и умер бедняком, — пишет о нем Кёклен — Он был очень недоверчив, потому что отличался крайней впечатлительностью и непреклонной гордостью. Я думаю, что из-за этой гордости он не хотел допускать никого из близких в свое жалкое жилище, всю нищету которого увидели только после его смерти. Он был неуступчив, не стремился выдвинуться, но неуклонно оберегал свое достоинство художника».