Владимир Любезнов

Я родился в небольшом подмосковном городке рядом с фабрикой, носившей до революции название «Вознесенская мануфактура». Мне не было и шести месяцев, когда отца забрали в сталинские лагеря. Я увидел его впервые только летом 1953 года, так что вместе с изменением жизни в стране стала меняться и моя личная жизнь. Когда во время перестройки смотрел «Холодное лето 53-го», вспомнил своего отца — он вернулся тогда очень похожим на главного героя этого фильма.
На моё формирование до 17 лет повлияли три фактора:
— жизнь в небольшом городке рядом с Москвой: соблазнов было на порядок меньше, а главное, была близость к природе, отсюда возникло постоянное ощущение ни с чем не сравнимой радости бытия;
— международный фестиваль молодёжи и студентов в Москве в июле 1957 года; принимать участие в нём я не мог (мне было тогда 10 лет), но жизнь в нашем городке начала быстро меняться: стали появляться стиляги, пластинки со стильным музоном (иначе не назовёшь) и много чего ещё. Предшествовал этому всему фильм «Карнавальная ночь» Э. Рязанова;
— в 1960, когда мне было 13 лет, начал заниматься игрой на скрипке. Любой мало-мальски знаток скажет, что столь позднее начало не оставляет никаких надежд на серьёзный результат. К счастью для меня, такого знатока рядом не оказалось, и я, движимый безудержной честолюбивой фантазией, вскоре так погрузился в мир музыки, что она вытеснила из души всё остальное. Это и был главный результат!
Тут время стало подходить к 17-ти, и нужно было выбирать: либо скрипка без всяких надежд, кроме личного удовлетворения, либо математика с перспективой поступить в университет. Победило второе, и мы с другом, чтоб уйти из одиннадцатилетки, переходим с января 1964-го в вечернюю школу. Искать работу на полгода было бессмысленно, и мы полгода штудируем математику по Туманову, а в свободное время катаемся на лыжах. Помнятся групповые походы всем классом на последние сеансы в кино. А какие были фильмы: «Девять дней одного года», «Всё остаётся людям», настраивающие на служение Истине (!); американский фильм «Рапсодия» с прекрасной музыкой и молодой Э. Тейлор. Более беззаботного периода жизни у меня не было!
Далее – математико-механический факультет Ленинградского университета. Почему Ленинградского? В Московском университете с нас потребовали справку, что мы работали, или справку, что мы закончили практический трёхгодичный курс одиннадцатилетки (как будто университетским преподавателям было важно знать, учился я в школе на прибориста или тракториста), ни того, ни другого у нас не было. А Ленинград – «город над вольной Невой» – это моя вторая родина – духовная!
Мат-мех находился тогда на 10 линии В.О. в здании бывших Бестужевских курсов, куда А. Блок «провожал», по преданию, свою Прекрасную Даму. «Старый дух» здесь ещё сохранился, но очень потаённо, почти неприметно, исподволь перековывая нас в представителей «старого» мира (не всех, разумеется), препятствуя, таким образом, уничтожению старого-вечного-молодого-настоящего. Нужно было только услышать!
Ощутимый удар по остаткам этого «духа» был нанесён в октябре 1964 года государственным переворотом, осуществлённым силами КГБ. Для государства начался обратный отсчёт, завершившийся в конце августа 1991 года, казалось бы, полным крахом сталинского «райка» (по меткому определению Д.Д. Шостаковича). Но дракон не был поражён в самое сердце и вскоре отрастил новые головы, «пуще прежнего» (Брежнева-Андропова).
В далёком 1964-м мы этого, к счастью, не ведали, и для нас было всё впереди! Для меня окружающее было новым, небывалым: и сам Ленинград, и обстановка на мат-мехе, и «действительная», не школьная, математика. Правда, «стараниями» Г.П. Сафроновой – ученицы Фихтенгольца – анализ преподавали в таком виде, что хуже некуда (это я понял лишь позднее). Зато механику давал декан факультета Н.Н. Поляхов (впоследствии мой руководитель), человек удивительный.
Пробелы в анализе я в какой-то мере компенсировал тем, что проштудировал во втором семестре 2-го курса «Общую топологию» Н. Бурбаки, которая развила интуицию «близости», бесконечно малых, непрерывности без опоры на числа. Подвигла меня на это вступительная лекция по топологии, которую нам прочитал В.А. Рохлин в начале второго семестра 1966-го года. До этого в конце первого курса (май 1965) всю мою дальнейшую духовную жизнь изменила «Теория множеств» Н. Бурбаки. Разумеется, постигнуть тогда всю глубину этого трактата, аккумулировавшего в себе работу человеческой математической мысли более чем за два с половиной тысячелетия, было для меня невозможно, но энергетический «толчок» я получил на всю жизнь!
На зимних каникулах между семестрами 2 курса в городской библиотеке наткнулся на «Науку логики» Гегеля (в моём-то городке!). Мне, уже с лета после 1-го курса штудировавшего «Введение в математическую логику» А. Чёрча, было интересно узнать: – а что же там делается на «периферии» формальной логики (какая наивная самонадеянность!)? И что? И утонул: каждое слово с горем пополам понять было можно, а всё вместе проскакивало между извилин без всякого последствия. Но что-то подсказывало, что это – серьёзно, очень серьёзно!
Я не могу двигаться дальше, пока не пойму предыдущего материала, а поскольку с пониманием был полный завал, постижение «Логики» Гегеля растянулось на годы и даже десятилетия. Забегая вперёд, хочу сказать, что «открытие» начала «Логики» как процесса состоялось только в январе 1992 года! Я коснулся этого в своей статье в АБ №17 в разделе «Троичная диалектика или два шага назад». Но понимание того, что это начало есть «внутренняя» логика двойки в сфере «Смысла», пришло лишь во время работы над статьёй в АБ №23 (2012 год)!
Гегель в своих «Лекциях» иногда цитирует высказывания Христа из Евангелий, и это всегда по делу, бьёт в самую точку. Такой оказалось моя подготовка к восприятию евангельских истин.
В первом семестре 3-го курса (1966 год) дома во время ноябрьских каникул отец подарил мне «Новый завет» дореволюционного издания на русском и параллельно церковнославянском (последнее очень важно!). Взявшись за чтение с некоторым предубеждением, я вскоре был захвачен настолько, что не мог совладать с нахлынувшими чувствами. Я не знал, что с этим делать, к кому обратиться, кому исповедаться. Постигнуть это оказалось намного сложнее (кое-что начинает раскрываться только сейчас!), чем «Логику» Гегеля, но здесь за всем стояла мощь божественного, уходящая в седую древность духовная культура, так что даже прикосновение к ней заражало вибрацией такой силы, которая могла разорвать на куски, если бы эти чувства не сопровождались состоянием погружённости в невыразимую благодать любви и тишины. И погода стояла тогда на редкость тёплая, солнечная, тихая – настоящая левитановская осень, а в голове моей постоянно прокручивался известный ноктюрн Шопена (op. 27 in D flat major).
Завершилось всё поездкой на Рождество в Почаевскую обитель недалеко от Львова во время зимней сессии (1967 г.). Долго после этого в моей голове звучали отрывки отдельных молитв и церковного хора монастыря.
После окончания университета я был распределён на Ленинградский завод «Электросила» программистом. В программировании я тяготел больше к тому, что на западе называли системным программированием, но не чужд был и «выкрутасам» от «чистого» программирования. Эта тяга к системному программированию привела меня в ЛНИРТИ (рядом со Смольнинским монастырём), где я занялся разработкой ядра операционной системы реального времени для бортового (embedded) компьютера со всеми необходимыми средствами отладки: кроссистемой, диалоговой системой и т.п. Вскоре я познакомился с идеями Э.В. Дейкстры об организации взаимодействия слабо связанных последовательных процессов и стал потихоньку осваивать «технологию параллельного» мышления!
Одновременно готовил диссертацию на тему «Организация взаимодействия параллельных процессов в радионавигационном корабельном комплексе», в которой меня интересовала идея формализации механизма взаимодействия процессов. В ней мне удалось формализовать потоки прямоугольных импульсов единичной амплитуды, как элементы некоторой коммутативной алгебры. Формализовать же процесс взаимодействия не только не удалось, но я даже не приблизился к постановке этой проблемы, т.к. ставить эту задачу было не в чем: в «современной» математике это сделать невозможно по той простой причине, что она – аналитична, т.е. она исследует, анализирует структуры тех или иных математических объектов, но не «живёт» в них и вместе с ними. В своей последней статье в АБ №23 я намекнул на это обстоятельство. Диссертацию я успешно защитил в марте 1986 года после гос. испытаний радионавигационного корабельного комплекса в Баренцевом море.
А тут началась перестройка, изменившая и лик страны и мой статус и положение в ней. Накопленные знания и профессионализм оказались не востребованными в новой жизни.

—  Положительный тензор кривизны32. Мирской аспект
—  Пролегомены к Живой Логике29. Карьера свободы
—  Между Февралём и Октябрём28. Рифы конфликта
—  Обитель Логоса – для-себя сущее Смысла27. Вектор перевода
—  О Троице, или прорыв, пропущенный человечеством17. Октава
—  ПОЛЕМИЧЕСКАЯ СЕССИЯ: В пользу диалектики18. Фазы ремесла
—  Начало живой логики21. Снайпер
—  Начало живой логики (продолжение)23. Обратная перспектива